[Falabellla]

я посмотрела спектакль «оскар и розовая дама» очень сильно, очень. я исписала десять страниц тетради цитатами. чтобы не забыть. чтобы перечитывать. чтобы знать точно, что посмотреть или прочитать в тот момент, когда меня снова посетят тревожные мысли, одолеют страхи, и т.д. всем и каждому настоятельно советую ознакомиться. потому как тема жизни, смерти, веры и безверия, любви в конце концов - это то, что касается каждого отнюдь не косвенно, как бы некоторые не думали о своей непричастности к подобным размышлениям.
причем желательно именно посмотреть спектакль, а не прочитать текстовый вариант. потому что игра алисы фрейндлих бесподобна, неподражаема, безумно талантлива! а больше и сказать-то не про кого - это моно-спектакль. да, на сцене один человек, практически полное отсутствие музыки, декораций и прочего - но это захватывает и притягивает и два часа (подумайте только - два, это много для бенефиса) пролетают как одно мгновение. хотя нет, не так. они пролетают как полноценная долгая жизнь, насыщенная и яркая, та жизнь, которую за 13 дней прожил умирающий десятилетний мальчик оскар, и о которой он поведал в своих письмах, письмах к богу.

просто маленький фрагмент:

-- С ума сойти, как я устал сегодня утром.
-- Это нормально. Между двадцатью и двадцатью пятью годами ночами не спишь, вечно что-нибудь празднуешь, жизнь ведешь разгульную, силы не экономишь. Приходится расплачиваться. Не повидаться ли нам с Господом?
-- Наконец-то, у вас есть его адрес?
-- Думаю, его можно найти в часовне.
Розовая мама одела меня так, будто мы собираемся на Северный полюс, взяла на руки и доставила в часовню, которая находится в глубине больничного парка, над замершими лужайками. Впрочем, незачем объяснять тебе, где она находится, поскольку ты и сам знаешь, где твой дом. Я был потрясен, когда увидел твою статую, то есть состояние, в котором ты находишься - почти голый, худой на своем кресте, повсюду раны, кровь из-под венца с его шипами, и даже голова уже не держится - склонилась к плечу. Тут я о себе подумал. И все во мне восстало. Если бы я был Богом, как ты, я бы не позволил такого с собой сотворить.
-- Розовая мама, положа руку на сердце, вы, бывшая кетчистка и великая чемпионка, вы ведь не можете доверять такому!
-- Почему же, Оскар? Разве больше доверия к Богу испытал бы ты, видя культуриста с ухоженным телом, накаченными мышцами, масляной кожей, короткой стрижкой и нарядными плавками?
-- Но...
-- Поразмысли, Оскар. К чему ты чувствуешь себя ближе? К Богу, который ничего не испытывает, или к Богу, который страдает?
-- Конечно, к тому, который страдает. Но если бы я был им, если бы я был Богом и обладал его возможностями, я бы избежал страданий.
-- Никто не может избежать страданий. Ни Бог, ни ты. Ни твои родители, ни я.
-- Ладно. Пусть так. Но почему надо страдать?
-- Вот именно. Разные есть страдания. Вглядись хорошенько в его лицо. Посмотри внимательно. Заметно по нему, что он страдает?
-- Нет. Это странно. Но ему как будто и не больно.
-- Видишь. Надо различать мучения физические и мучения моральные. И если физические страдания мы испытываем, то страдания моральные мы сами себе выбираем.
-- Не понимаю.
-- Если тебе в ступни или в ладони вбивают гвозди, ничего, кроме боли, ты испытать не можешь. И ты ее испытываешь. Зато при мысли о смерти испытывать боль совершенно не обязательно. Ты не знаешь, что это такое. Значит, все зависит только от тебя.
-- Знаете ли вы людей, которых радовала бы мысль о смерти?
-- Да, я знаю таких людей. Такой была моя мать. На смертном своем ложе она улыбалась от удовольствия, ей не терпелось, она спешила познать то, что должно произойти.
Возражать не хотелось. Поскольку мне интересно было узнать продолжение, я помолчал какое-то время, раздумывая над тем, что она мне говорила.
-- Однако люди по большей части не любопытны. Они цепляются за то, что имеют, как вошь - за ухо хозяина, побритого наголо. Возьмем, к примеру, Плюм Пуддинг, мою ирландскую соперницу, сто пятьдесят кило натощак. Она всегда говорила мне так: "Мне очень жаль, но я не умру, не согласна умереть, я не договаривалась". Она ошибалась. Никто ведь и о вечной жизни с ней не договаривался! Но она упорно в нее верила, бунтовала, отвергала мысль о бренности, приходила в ярость, впадала в депрессию, похудела, бросила профессию, вес ее снизился до тридцати пяти килограммов, она стала похожа на обглоданную рыбину и буквально распалась на части. Видишь, она тоже оказалась смертной, как и все люди, но только ей мысль о смерти испортила жизнь.
-- Плюм Пуддинг была дурочкой, Розовая мама.
-- Круглой дурой. Но это весьма распространенный вариант.
Здесь я снова кивнул головой, потому что был вполне согласен.
-- Люди боятся умирать, потому что им внушает страх неизвестность. Но что такое неизвестность? Предлагаю тебе, Оскар, заменить страх доверием. Вглядись в лицо Бога на кресте: он испытывает муки физические, но не моральные, потому что верит. И сразу гвозди уже не так ужасны. Вот преимущества веры. Я хотела тебе их продемонстрировать.
-- О'кей, мадам, когда мне станет страшно, попробую заставить себя поверить.
Она меня поцеловала. В итоге было неплохо в пустынной церкви наедине с тобой, Господи: у тебя был такой умиротворенный вид. Вернувшись, я долго спал. Спать хочется все чаще. Потребность какая-то. Проснувшись, я сказал Розовой маме:
-- На самом деле, неизвестности я не боюсь. Мне только жаль потерять то, что я узнал.
-- У меня точно так, как у тебя, Оскар. А не позвать ли нам Пегги Блю на чашечку чаю?